19 Октября 2011
Текст законопроекта Министерства юстиции с серьезными поправками в закон о свободе совести, выложенный на сайте министерства, подвергся довольно дружной критике со стороны целого ряда правозащитников. И это неудивительно: к Минюсту у тех, кому дорога свобода совести, отношение уже давно настороженное. Достаточно вспомнить законопроект об ограничении миссионерской деятельности или создание религиоведческого совета во главе с таким далеким от объективности в этих делах человеком, как Александр Дворкин. Но сейчас, по прошествии некоторого времени с момента обнародования, можно взглянуть на новую инициативу министерства более спокойно. Ясно, что авторы законопроекта стремились урегулировать некоторые – разумеется, не все – неясности и несоответствия, которые существуют в действующем законе. В чем-то им это удалось, в чем-то – нет (например, зачем-то упоминается возможность и ликвидации, и запрета религиозной организации за экстремистскую деятельность, хотя процедура запрета в соответствующем законе относится только к объединениям, не имеющим регистрации). Но главных новаций, конечно, две – отказ от понятия «религиозная группа» и расширение регламентации религиоведческой экспертизы.
Нельзя сказать, что, исключив понятие «религиозная группа» из закона, авторы имеют в виду запрет религиозной деятельности без государственной регистрации. Вообще-то граждане и без всякого закона, несомненно, могут собираться в группы для какой-то деятельности по интересам, будь то вышивание крестиком или совершение молитв. Эта нерегистрируемая коллективная деятельность граждан ограничиваема только запретами общего характера (на проведение шествий и т.д.).
Критики законопроекта, например, в Славянском правовом центре опасаются тем не менее, что местные чиновники могут исключение «групп» из текста закона понять как призыв к репрессивным действиям. И любой здравомыслящий человек не станет исключать такого рода последствий. Хотя те же критики справедливо замечают, что если уж чиновникам не мило то или иное религиозное объединение, то и официальная регистрация не спасет его от произвола. Можно только надеяться, что сразу или со временем чиновники осознают, что не регистрирующиеся никак группы верующих – это обычная, по сути, частная, жизнь, которая их мало касается, если там нет криминала.
Должны ли мы приветствовать или критиковать исключение из закона таких ничего, в общем-то, не регламентирующих понятий, как «религиозная группа», зависит только от того, что для нас важнее – возможные ближайшие неприятности или оздоровление правовой базы.
Единственный правовой смысл статуса религиозной группы сейчас сводится к тому, что такая группа, если она по тем или иным причинам не собирается или не может войти в централизованную религиозную организацию, может зарегистрироваться как группа и начать отсчет 15-летнего стажа, необходимого для регистрации в качестве полноценной и самостоятельной организации. Полезно это для совсем новых религиозных течений (включая отделяющиеся от ныне существующих), которые появляются довольно редко. Вместо этого законопроект предлагает такой группе сразу регистрироваться как организации – при этом она будет ограничена в правах 10, а не 15 лет, и не столь радикально, как сейчас (например, в больницы представителей такой организации не допустят, а к совершению погребальных обрядов – пожалуйста), что является некоторой либерализацией нормы.
Здесь возникает непривычный элемент неравенства статусов религиозных организаций, но ничего прямо антиконституционного в нем нет, хотя недоумения и злоупотребления наверняка возможны, и о них стоит подумать заранее. По крайней мере нужны переходные положения, чтобы уже существующие религиозные группы, зарегистрировавшиеся по нынешнему закону как таковые, смогли бы использовать уже накопленный «стаж существования», когда они захотят зарегистрироваться как организации.
Второе нововведение – расширение полномочий религиоведческой экспертизы – производит очень неприятное впечатление. Само по себе желание чиновников в любой момент проверять организации именно в религиоведческом плане настораживает, так как цель таких проверок неясна. Похоже, законопроект призван частично легализовать неоднократно раскритикованный приказ Минюста, изданный в феврале 2009 года, но делает это крайне невнятно и противоречиво. Например, из приказа перекочевало упоминание наиболее удивительного предмета экспертизы, а именно – проверки соответствия религиозной практики заявленному вероучению (можно себе представить, как эксперты Минюста вникают в многообразие приходских и монастырских практик Русской Православной Церкви и решают, что здесь соответствует догматам и канонам, а что нет). Правда, в списке оснований для проведения экспертизы соответствующего пункта нет. Что это – поиски компромисса со стороны министерства или простая неаккуратность?
Легко предположить, что упрочение института религиоведческой экспертизы может быть нужно именно для проверки новых организаций по истечении 10-летнего испытательного срока, но почему-то об этом в законопроекте как раз ничего не сказано.
Подозрение в неаккуратности появляется и в связи с лишением религиозных образовательных учреждений статуса религиозных организаций. Вряд ли министерство хотело как-то ущемить, например, духовные академии РПЦ. Закрадывается подозрение, что «учреждения» понадобились в законопроекте вместо упраздняемых «групп», чтобы не отказываться от обобщающего понятия «религиозные объединения» и не переписывать все статьи закона. То есть опять дело именно в основном – первом – нововведении. Из-за которого не стоит паниковать, но которое стоит серьезно обсудить.
2011-10-19 / Александр Маркович Верховский - директор Информационно-аналитического центра "Сова".